Николаев Виктор Иванович (психолог-психотерапевт)

Доклад связан с моей неудовлетворённостью существующими в психоанализе концепциями сновидений. В них отсутствует простота видения, которая бы эффективно помогала в работе с пациентами, в супервизорской работе, да и в нашей повседневной жизни. Но так как создать психоаналитическую концепцию сновидений без переноса никак не удастся, то мне неизбежно придётся затронуть и тему переноса. Таким образом, мой доклад будет состоять из трёх частей: 1) видение переноса, 2) концепции сновидений и 3) практического приложения концепции сновидений к классическим сновидениям Фройда.

1 Проблема переноса (и контрпереноса)

Фройд отдавал приоритет не столько клиническому психоанализу, сколько психоанализу как науке, добиваясь того, чтобы психоанализ был признан в качестве общей психологии, в качестве её фундамента. Несмотря на существующие системы психоаналитической общей психологии (например, эго-психологии Хартманна), они так и не получили повсеместного признания.

В не малой степени это связано с отсутствием интеграции концепции переноса (и контрпереноса) в психоаналитическую теорию (и общую психологию тоже), отсутствием чёткого определения переноса. Точнее, оно-то есть, но нет одного-единственного. Мы попытаемся восполнить этот пробел.

Лучше всего начать со знаменитого случая Анны О. Лечил её не менее знаменитый врач Вены Йозеф Бройер. Лечение оборвалось совершенно неожиданно. Тогда, когда казалось бы можно было говорить об успехе лечения, пациентка стала во всеуслышание заявлять всем о том, что она ожидает ребёнка от Бройера. О лечении пациентки Фройд узнал от Бройера через несколько месяцев после завершения лечения (ноябрь 1882). Фройда настолько сильно поразила история болезни, что он не мог понять, почему Бройер не желает её опубликовать, как и рассказать о созданном новом методе лечения – «катартической психотерапии». И только спустя год Бройер откровенно признался молодому коллеге, что он столь сильно был вовлечён в лечение Анны О., что в конце концов вызвал ревность жены. Ему пришлось сказать пациентке, что он навсегда прерывает лечение. И вечером этого же дня его срочно вызвали к пациентке, лежавшей в «родовых схватках» от ложной беременности и выкрикивающей: «На свет появится ребёнок доктора Бройера!» Бройер погрузил пациентку в гипнотическое состояние и попытался успокоить, а на следующий день вместе с женой спешно уехал в Венецию. В том же самом году, через месяц после завершения лечения Бройером пациентке стало настолько плохо, что её вынуждены были поместить для стационарного лечения в знаменитый в то время нервный санаторий Bellevue [1] в Кройцлинге на Боденском озере, где она находилась с середины июля до конца октября 1882 года. Там Анну О. лечили от различных соматических симптомов (в том числе и от тригеминальной [тройничного нерва] невралгии), при чём для этого использовали большие дозы морфия. По вечерам она опять теряла способность говорить на родном языке и переходила на английский или французский язык. В письме Стефану Цвайгу  (Цвейгу) Фройд писал: «Что на самом деле произошло с пациенткой Бройера, мне удалось разгадать только много лет спустя после нашего с ним разрыва… На последней встрече с пациенткой у Бройера был в руках ключ, которым он мог открыть дверь к тайнам жизни, но он позволил ему упасть. При всей своей духовной одарённости у Бройера не оказалось в характере ничего фаустовского.  Ужаснувшись содеянному, Бройер спасся бегством, предоставив попечение за судьбой больной одному из своих коллег» (Freud S. Briefe 1873-1939. Frankfurt a. M. 1968, стр. 427).  И этим ещё дело не закончилось, как пишет Джонс в первом томе знаменитой биографии Фройда: «Спустя примерно десять лет, уже в то время, когда Фройд лечил пациентов в сотрудничестве с Бройером, последний пригласил Фройда посмотреть истеричную пациентку.  Перед тем как отправиться к ней, Бройер подробно описал её симптомы, после чего Фройд сказал, что это очень типично для фантазируемой (ложной) беременности. Такого повторения прежней ситуации Бройеру невозможно было перенести. Не сказав ни слова, он забрал шляпу с тростью и быстро покинул Фройда». Понимание мощи переноса и контрпереноса, проявившихся в этой истории болезни стало для Фройда отправным пунктом на пути перехода от катартической терапии к психоанализу. В некрологе на смерть Бройера (1925) Фройд писал: «Бройер столкнулся с неизбежно существующим переносом пациентки на врача и не смог понять природу этого явления, не связанную непосредственно с его личностью». Приняв чувства переноса за реальные чувства пациентки Бройер ответил на них массивной реакцией бессознательного контрпереноса

Ещё трагичнее всё сказалось на судьбах Сабины Шпильрейн и Карла-Густава Юнга. И опять же понять происходящего было дано Фройду. Но мы переходим к теоретическому рассмотрению переноса.

В «Этюдах об истерии» (1895) мы впервые встречаем понятие переноса. Фройд пишет: «Перенос на врача происходит в результате неправильной (фальшивой) связи. Вначале в сознании больной появилось желание, никак не связанное с воспоминанием о конкретной ситуации, которое помогло бы пациентке отнести её желание к прошлому. Появившееся желание посредством доминирующих в её сознании ассоциативных цепочек оказалось связано с моей персоной, что, конечно же, не могло не вызвать большой тревоги у пациентки. При таком мезальянсе – который я называю «фальшивой связью» – возник тот же самый аффект, который в своё время принудил больную избегать своего неприемлемого желания. После того как я понял истинное положение дел, в любой подобной ситуации использования моей персоны я привык считать,  что опять появился перенос и фальшивая связь».

Фройд обнаружил закономерность всего этого процесса, а именно, что препятствия в форме переноса представляют из себя «заново продуцируемые симптомы, скроенные на старый лад», они даже ведут себя по-старому.

В переносе уже забытое прошлое повторяется вновь, однако эта реанимация ставших бессознательными прежних установок кажется относящейся не к прошлому, а к личности врача в нынешней ситуации. В личности врача пациент видит «возвращение – реинкарнацию – одной из значимых персон своего детства», обнаруживая в этой личности связь со своим прошлым и потому перенося на врача чувства и реакции, «которые явно относятся к первоначальным его прообразам...» («Очерк психоанализа», 1940). 

В одном из наиболее компетентных изданий, «Словаре поведенческих наук» (Dictionary of behavioral Science, ред. B.B. Wolman, NY, 1973), в написании которого участвовали такие знаменитые психоаналитики, как Анна Фройд, Эрих Фромм, Эдвард Гловер, Герхард Адлер (юнгианец), Маргарет Малер, Ханна Сегал, даётся следующее определение переноса:

«Перенос. Пациент переносит прошлые эмоциональные привязанности на психоаналитика в соответствии с принципом навязчивого повтора [2] . Психоаналитик замещает одного из родителей. Перенос может быть негативным и позитивным. В позитивном переносе пациент любит психоаналитика и желает получить от него любовь и подлинное признание. А в негативном переносе пациент воспринимает психоаналитика как не любящую, несправедливую и отвергающую родительскую фигуру, обвиняя психоаналитика во всех прошлых несправедливых поступках родителей. Интерпретация переноса позволяет пациенту осознать тот факт, что его безумная увлечённость психоаналитиком на самом деле не связана с последним, а просто на просто отражает предыдущие запутанные эмоциональные отношения со значимыми людьми. Интерпретация необходима для модификации поведения. В психоаналитической ситуации регрессия к детству оказывается необходимой для разрешения психических конфликтов, имеющих корни в прошлых переживаниях и событиях жизни».

Не думаю, что с этим кто-нибудь будет спорить. И тем не менее…

На наш взгляд перенос – язык бессознательного, задействованный в межличностном общении. То, что человек не может сказать непосредственно, то он высказывает переносом, то есть, обращаясь к рассказам о других людях, о своём прошлом, о прочитанном и увиденном, но на самом деле везде и всегда речь будет идти о непосредственном собеседнике. У человека в каждый актуальный момент отсутствует прошлое, он постоянно Здесь и Сейчас. А все включения в диалог воспоминаний о других людях, событиях, книгах, анекдоты и шутки только восполняют истинную картину складывающихся отношений. Перенос необходим. Без него мы не сможем намекнуть человеку о своей любви, ненависти, желаниях и возможностях. Это как бы психическая техника безопасности, базис межличностных отношений. Учитывая перенос, человек научается разбираться в истинных чувствах, испытываемых людьми в межличностных отношениях. Правда, обычный человек делает это интуитивно, а психоаналитик способен подходить методично, не делая грубых ошибок. Хотя подобное чаще всего происходит лишь на психоаналитических сеансах. Возможно, я здесь преувеличиваю, возможно, на такое способен только идеальный психоаналитик.

Перенос является подтекстом, контекстом межличностного и группового диалога. Человек не способен говорить правду о себе и своём собеседнике, потому она и вынуждена проявляться переносом («Шила в мешке не утаишь»). Бессознательно мы учитываем подтекст диалога, однако для налаживания хороших отношений и предотвращения будущих трагедий и несчастья этого далеко не достаточно. Именно перенос собеседника заставляет нас идти путём, навязываемым нашим визави. Лучше всего об этом сказала Меляни Кляйн в концепции проективной идентификации. А ещё раньше об этом прекрасно сказал Шекспир: «Весь мир театр и люди в нём актёры». Причём Шекспир своими трагедиями прекрасно показал, что роли, которые люди разыгрывают, остаются для них непознанными, бессознательными. Лишь когда грянет гром, когда мы оказываемся у разбитого корыта, может приходить прозрение. В нашей бодрствующей жизни мы игнорируем бессознательную сферу. Чтобы соприкоснуться с ней необходима не только регрессия, но и умение понимать язык бессознательного. В переносе всегда отражаются наши скрытые планы, в которых бы мы не хотели признаться. И это независимо от того, будут ли наши планы мотивироваться либидозным влечением или агрессивным.

Итак, мы можем дать следующее общепсихологическое определение переноса. Переносом называется актуальный скрытый подтекст межличностного (или группового) диалога, заставляющий собеседника осуществлять бессознательный план партнёра. Свой материал перенос всегда черпает из побочных тем.

Существуют два типа переноса: 1) перенос на настоящий, актуальный момент и 2) перенос на будущее (перенос в сновидении).

2 Проблема объекта и сущность сновидения

Перенос в сновидении принимает особую форму, так как тут отсутствует материальный объект общения.

Ни для кого не является секретом, что самоанализ посредством сновидений оказался для Фройда специфической формой обучающего анализа и исходным пунктом создания психоанализа.

Огромные знания Фройда в области сновидений позволили ему дать несколько определений:

1. «Сновидением называется замаскированная реализация (подавленного, вытесненного) желания» [3] . «Сновидение является попыткой реализовать желание» [4] .
2. «Сновидение является замещающим воспроизведением инфантильных сцен, изменившихся в результате переноса на недавние переживания» [5] и «частью детской психической жизни, оставшейся далеко позади» [6] .
3. Сновидение является преходящим психозом [7] и невротическим симптомом [8] , сравнимым с психопатологическими структурами [9] , подобными идеям фикс, навязчивым представлениям и бреду. Общность с психозами проявляется в одном общем элементе: в галлюцинаторной реализации желаний [10] , а связь с неврозами - в том, «что сновидение конструируется подобно невротическому симптому; являясь компромиссным образованием между притязанием какого-либо вытесненного побуждения желания и сопротивлением цензурирующей силы в сфере Я» [11] .
4. Сновидения охраняют от пробуждения спящего человека. «Сновидение является не помехой для спящего человека… а его покровителем» [12] . «Сновидение стремится  устранить (психические) раздражители, которые могут помешать человеку спать, и осуществляется такое устранение путём галлюцинаторного удовлетворения» [13] .
5. « Сновидение является особым способом реагирования души на конкретные стимулы, воздействующие на спящего человека» [14] .
6. «Сновидение является воспоминанием, хотя и в условиях ночи» [15] . Сновидение опирается на «оставшуюся психическую активность, сохраняющуюся в результате того, что спящему человеку никогда не удаётся полностью добиться во сне нарцизного состояния» [16] .
7. «В принципе, сновидение ничем другим не является, как только особой формой мышления, которая становится возможной из-за специфических условий, в которых находится спящий человек» [17] , а создаётся сновидение сновидческой работой. «Не следует причислять сновидение к сфере “Бессознательного”, так как сновидение является формой, в которой могут проявляться мысли, продолжающие будоражить эту сферу» [18] . "Особенностью мышления в сновидении является то, что человек стремится скорее переживать, чем думать, то есть, полностью верить в галлюцинации» [19] .
8. «Одновременно вместе с рождением у человека пробуждается влечение к возвращению во внутриутробную жизнь, влечение спать. Сон является возвращением в чрево матери» [20] .
9. «Сновидение является полноценным психическим феноменом, а именно одной из особых форм реализации желаний; сновидение следует рассматривать во взаимосвязи с понятными для нас психическими действиями, осуществляемыми нами в бодрствующем состоянии. Сновидение формируется сложной психической деятельностью» [21] . «Отныне не стоит рассматривать сновидение в качестве патологического феномена; оно появляется у всех здоровых людей, когда они спят» [22] .

«Мы пытаемся найти в сновидениях смысл. Если ошибочные действия (промахи) могут иметь смысл, то и сновидение может его иметь Мы пойдём вслед за древними народами и ступим на тропу античных толкователей снов» [23] . «Толкование сновидений является Via regia для познания бессознательной сферы в психической жизни» [24] .

С кем общается сновидец? Проблема объекта, с которым вступает в диалог сновидец до сих пор не разрешена в рамках классического психоанализа. В нашем докладе мы пытаемся восполнить такой пробел.

Как известно, Фройд наделял психоаналитика способностью занимать нейтральную позицию и быть зеркалом, объективно показывающим пациенту его проблемы. Именно подобную ситуацию мы и встречаем в сновидении. В сновидении происходит особого рода диалог. Правда лица нашего визави  мы не видим. Ничто постороннее не вмешивается в «сновидческий сеанс», образуется перенос огромной мощи, о чём свидетельствуют наши бурные эмоциональные реакции во сне и на увиденное сновидение. Во сне мы символически представляем свои проблемы, а невидимый собеседник отзеркаливает их нам, и не только это. После знакомства с исповедью о наших актуальных проблемах не замечаемый нами собеседник показывает нам то, куда мы идём, показывает наше будущее. Наверное, проблема контрпереноса потому и возникла не сразу, что идеальному сновидческому собеседнику не приходилось навязывать свои желания и взгляды спящему человеку, у него их просто не существует – осуществляется идеальная реализация требований к психоаналитику – нейтральность и прямое отзеркаливание. Мы будем называть нашего сновидческого визави идеальным психоаналитиком.

Он беспристрастно выслушивает сновидца (первая часть сновидения), а потом показывает то, куда ведут нас наши проблемы. Анализ идёт на доступном всем людям языке – языке символов и эмоций. О доступности говорит то, что люди специфически реагируют на сновидения – к ним или постоянно возвращаются, или забывают, или просыпаются в кошмаре, или спешат рассказать близким. Сама переживаемая во сне эмоция говорит о знаке будущего, которое мы себе готовим.

С кем общается сновидец? Фройд оставляет этот вопрос без ответа. Позже американский психоаналитик Бертрем Левин обращается к исследованиям объекта сновидений. Левин вводит понятие dream screen как напоминание о груди, переживаемой младенцем, о кормлении грудью, о последующем погружении в сон и о сновидениях младенца. По мнению Левина существует особый фундамент сновидений, сновидческий (проекционный) экран (dream screen), на который проецируются сновидения, экран, сохранящийся в душе и построенный по прообразу груди матери, идентичный с «пустым сновидением» младенца после утоления голода. Сновидение переживается на проекционном экране, «пустом уплощённом замещении груди матери, что сохраняется в нашей жизни как особый фундамент сновидений». При реализации желания спать возникает не только глубокий сон, но и появляется сновидческий экран, повторяя этим младенческий сон после утоления голода, а ещё происходит растворение сферы Я. «Младенческое Я во сне принадлежит сфере Оно за исключение сновидческого экрана, являющегося первым репрезентантом (представителем) внешнего мира, построенным по прообразу груди» [25] . 

Другой подход у английского психоаналитика Fairbairn’a. Все элементы сновидения являются аспектами Самости, относящимися к объектам, а само сновидение является универсальным шизоидным феноменом, и функция его состоит в отображении актуального интрапсихического состояния, в показе взаимоотношений разнообразно расщеплённых структур посредством «короткометражного фильма». Любое сновидение является state of affairs – сгущением в ситуации сновидения прошлого и современного, актуально существующих в психической реальности [26] .

 На наш взгляд недостатком предыдущих попыток создать психоаналитическую теорию сновидений является отсутствие межличностного (или внутриличностного) контекста. В классическом психоанализе принято, что после разрешения Эдипова комплекса в психике формируется структура Сверх-Я. В эту структуру по мнению Фройда может не только интроецироваться образ отца, но и сохраняться опыт многих прежних поколений предков. Власть Сверх-Я сохраняется не только в бодрствующем состоянии, но и во сне. На наш взгляд во сне в диалог вступают Самость (часть структуры Я)  и Сверх-Я. Если первая исповедуется, то вторая – предсказывает ход событий, наше будущее. В работах Фройда мы, например, встречаем следующее:

 "То, что биология и судьба человечества создала и сохранила в структуре Оно, то перенимается сферой Я посредством идеалов Сверх-Я. Идеал-Я вследствие истории своего формирования имеет самую тесную связь с филогенетической базой данных, которая представлена в архаическом наследии индивидуума. То, что ранее относилось в психической жизни индивидуума к самым большим глубинам, то посредством идеала Сверх-Я превращается в самые высокие устремления человеческой души в смысле разделяемых нами ценностей. Складывается впечатление, что переживания сферы Я оказываются пропавшими для будущих поколений. Но если они повторяются очень часто и достаточно сильны у многих следующих друг за другом поколений, то они так сказать встраиваются в переживания Оно, и сохраняются генетически. Поэтому унаследованная сфера Оно включает в себя следы бесчисленно многих Я-существований. Когда сфера Я начинает создавать своё Сверх-Я из сферы Оно, то вполне возможно, что всё сводится лишь к появлению прежних форм Я, к их возрождению. Сверх-Я наделяется той же самой защищающей и спасающей функцией, которую ранее брал на себя отец, а позднее - предвидение или судьба".  (Das Ich und das Es, Ges. Schr., Bd. XII, стр. 380-81) Экстериоризация (проецирование) такого положения дел привела к формированию религий, в которых место Сверх-Я занимает Бог, место Самости – верующий человек, а внутренний диалог – исповедь и прощение церкви. 

"Сверх-Я впитывает в себя всё "архаическое наследие", в его иделогии "продолжает жить прошлое, традиции расы и народа" (Neue Folge der Vorlesungen, Ges. Schr.,Bd. XII, стр. 221)

Таким образом, Самость (внутренний объект, представляющий наш бессознательный образ самих себя) вступает в диалог со сферой Сверх-Я, показывая ей свои актуальные проблемы, получая наилучшую возможную помощь – предсказание будущего, что оказывается возможным из-за необъятного опыта Сверх-Я, которому не приходится прибегать к контрпереносу. Ну а то, будет ли человек помнить о своём ночном диалоге и как он к нему отнесётся – другая сторона дела.

О предсказании, как и удивительной точности переноса, Фройд говорит в статье, посвящённой анализу  Доры («Фрагмент анализа истерии [Случай Доры]») (1905). Во время психоаналитического лечения невротик начинает создавать особый род чаще всего бессознательных психических форм общения, которые можно назвать переносом. Это переиздание, копирование прежних побуждений и фантазий, где прежние значимые лица замещены врачом. Возрождается целый ряд прежних переживаний, правда теперь не в форме воспоминаний, а как актуальное отношение к личности врача. Нельзя игнорировать работу с переносом, так как он является базисом любого сопротивления, делающего недоступным материал, необходимый для проработки проблем пациента. Перенос, который ранее считался наибольшей помехой в психоаналитическом лечении, теперь становится самым мощным инструментом психоанализа, если только удаётся его понять и интерпретировать пациенту. Когда Дора говорила, что оставит дом господина К., я должен был понять, что она собирается прервать лечение. Я должен был осторожно намекнуть пациентке, что она осуществила перенос с господина К. на меня. «Вы заметили что-то такое, что позволяет Вам приписывать мне недобрые намерения, вызываю ту же антипатию, которую у Вас вызывал господин К.» Устранением этого переноса я получил бы доступ к новому материалу воспоминаний. Но я оказался поражённым переносом. Из-за какой-то черты, которой я напоминал господина К., пациентка отомстила мне таким образом, каким бы она хотела отомстить господину К. То есть, часть воспоминаний и фантазий пациентка отреагировала вместо того, чтобы репродуцировать их в курсе лечения.

В сновидении на вопрос пациентки, где находится вокзал, мужчина отвечает: «В двух с половиной часах ходьбы». Тогда я ещё не знал, что у нас осталось для лечения два сеанса".

Наверное, есть смысл различать традиционный перенос на другого человека, в том числе и на психоаналитика и сновидческий перенос (перенос на внутренний объект, представленный сферой Сверх-Я). Если первый говорит о настоящем, об истинном настоящем, то второй - о будущем.

3

Сновидения Фройда

Сновидение 1

Во сне я ощущаю приступ жажды. Чтобы напиться, мне приходится подняться и взять сосуд, который стоял на ночной тумбочке жены. Это этрусский сосуд для хранения пепла умерших, который я привёз из Италии и кому-то подарил. Но вода в сосуде настолько солёная (очевидно из-за пепла), что я вынужден проснуться [27] .

Фройд стремится к значимым доверительным отношениям к женой (приступ жажды). Когда-то эти отношения носили романтический характер (этрусская ваза), хотя и тогда они были обречены на разрушение (этот сосуд был предназначен для хранения пепла умерших). Теперь  вода (отношения с женой) оказывается солёной, то есть отношения вызывают горечь и депрессию из-за того, что они похоронены.

Сновидение 2

Одна из моих пациенток, которая подверглась неблагоприятно прошедшей операции на челюсти, должна была по настоянию врача день и ночь носить на больной щеке охлаждающий аппарат. Но получалось так, что она сбрасывала его, как только засыпала. Как-то меня попросили уговорить пациентку этого не делать. Но она и на этот раз сбросила аппарат: «На этот раз я действительно ничего не могла поделать из-за приснившегося мне сна. Я увидела себя во сне в ложе на представлении оперы, живо следя за происходящим на сцене. А в это время в санатории лежал господин Карл Мейер и ужасно стонал от болей в области челюстей. Я сказала, что у меня нет таких болей, потому мне и не нужен охлаждающий аппарат. Потому я его и выбросила» [28] .

Перенос пациентки в сновидении на своего аналитика предсказывает будущее. Господин Майер, который в переносе является никем иным как Фройдом, ужасно стонет от болей в области челюстей. За много лет вперёд сновидение предсказывает то, что ожидает создателя психоанализа.

Сновидение 3 об Ирме (23/24 июля 1895 года)

Большой зал – много гостей, которых мы принимаем. – Среди приглашённых Ирма, которую я тотчас отвожу в сторону, чтобы ответить на её письмо, упрекнуть за то, что она ещё не успела принять решение (раствор). Я говорю ей: Если у тебя ещё остались боли, то это действительно лишь твоя вина. – Ирма отвечает: Если бы ты только знал, что за боли у меня в шее, животе, во всём теле, это просто раздавливает меня. – Я пугаюсь и смотрю на неё. Выглядит она бледной и распухшей. Я начинаю думать, что находясь в углу, я могу не заметить чего-либо серьёзного, органического. Я подвожу её к окну и осматриваю горло. Ирма при этом оказывает небольшое сопротивление, как обычно делают женщины, носящие искусственную челюсть. Я думаю, она ведь не нужна Ирме. – Затем рот раскрывается пошире и я замечаю справа большое пятно, а в другом месте я вижу приметные складки, которые очевидно построены по образу и подобию носовых раковин, это расширившиеся, серо-белые струпья. – Я быстро подзываю доктора М., который повторяет исследование горла и подтверждает моё мнение… Доктор М. выглядит по-другому. Он очень бледен, хромает, без бороды… Мой друг Отто сейчас стоит рядом с Ирмой, а друг Леопольд простукивает её сквозь корсажи, говоря: слышны притуплённые звуки слева, а ещё инфильтрированная часть на левом плече (что я и сам чувствую через одежду Ирмы)… М. говорит: нет никакого сомнения, это инфекция, но вряд ли что-то опасное. Появится дизентерия и яд выйдет сам… Мы непосредственно знаем, откуда взялась инфекция. Совсем недавно друг Отто, когда Ирма плохо себя чувствовала, ввёл ей пропиленовый препарат, пропилен… пропионовую кислоту… Триметиламин (формулу которого я вижу собой жирно напечатанной)… Не стоит делать подобного рода инъекции легкомысленно и беспечно… Да скорее всего и шприц был не чистым [29] .

Это сновидение можно рассматривать в совершенно разных ракурсах. Правда, в психоанализе первое сновидение принято считать инициальным сном, то есть, инсценировкой переноса, показывающего то, куда сейчас идёт пациент. Первый сон, представленный создателем психоанализа, скорее нужно интерпретировать как инсценирование переноса, показывающего тот путь, который избирает зарождающийся психоанализ. Ирма символически представляет психоанализ (не забывайте, что на языке оригинала слово «психоанализ (die Psychoanalyse)» имеет женский род. Много гостей, которых принимает Фройд говорит о его разнообразных интересах в тот период (1895 г.), хотя его прежде всего интересует психоанализ (Ирма). Боли Ирмы – это то множество неприятных событий, которые пришлось пережить Фройду при создании психоанализа. Находясь «в углу», в изоляции, Фройд не способен увидеть пути развития психоанализа в признанную теорию и практику психотерапии. У Фройда было достаточно мужества сплотить вокруг Ирмы (читай: психоанализа) группу коллег (доктор М, друзья Отто и Леопольд). Поддержка единомышленников позволяет преодолеть страхи и проблемы: «это – инфекция, но вряд ли что-то опасное; появится дизентерия и яд выйдет сам»). Инфекционной болезнью Ирму наделил друг Отто, вводя препарат. Препарат, которым психоаналитик может заразить пациента, - контрперенос (во всяком случае, именно так было в случае с Анной О. у Бройера и в лечении Сабины Шпильрейн у Юнга). С проблемой контрпереноса психоаналитику приходится очень много работать, и прежде всего проходя супервизии («Не стоит делать подобного рода инъекции легкомысленно»). А лучше всего, предварительно пройти основательный обучающий и контрольный анализ (чтобы «шприц был чистым»). Таким образом, это сновидение является необычайно актуальным для зарождающегося психоаналитического движения в России. Оно заставляет нас серьёзно подумать как о допустимости челночного анализа, так и о уровне компетентности русских психоаналитиков, чтобы мы не оказались в худшем положении,  чём Фройд после открытия им феномена контрпереноса.