Крылов А. Н. Гармония разрушающего Эроса

Из книги: Человек в российском психоанализе. М.: 1999. – 204 с.

Согласно психоаналитическому учению инстинкты и влечения являются важнейшими компонентами общей характеристики человека. Сами эти понятия часто используются в психоаналитической литературе как синонимы, притом, что в работах З. Фрейда они имели, как правило, разное содержание. Понятие инстинкта З. Фрейд нередко употреблял в традиционном смысле, обозначая им унаследованную модель поведения, присущую определенному животному виду; почти не изменяющуюся от индивида к индивиду, как бы заранее подчиненную заданной цели. В этом смысле в психоанализе упоминались, например, Уживотный инстинктФ, Уинстинкт осознания опасностиФ и т.д. В общем, для учения З. Фрейда характерна трактовка инстинкта как силы биологического порядка. Влечение же истолковывалось им преимущественно как сила биологическая по происхождению, но психическая по проявлению. При этом, под влечением, как правило, понималось стремление к удовлетворению неосознанной или недостаточно осознанной потребности субъекта и своеобразный источник всяческого психического движения и поведения организма, характеризующийся наличием энергии (силы), цели и объекта. Вместе с тем влечение выступало в роли понятия, используемого для отграничения душевного от телесного. В российском психоанализе между понятиями инстинкт и влечение практически не проводилось различий. Сексуальное влечение и сексуальный инстинкт, к примеру, в ранних работах российских психоаналитиков, являлось обозначением одного и того же явления.

1. Сексуальные инстинкты и энергия любви

В российском, как и в классическом психоанализе, различались два вида влечений: сексуальные (жизнеутверждающие) и деструктивные (влечения к смерти, агрессии, разрушению). В свое время З. Фрейд отмечал, что Учеловеческие влечения бывают только двух родов. Либо те, что направлены на сохранение и объединение, мы называем их эротическими - в том смысле, как Эрос понимается в платоновском УПиреФ, - или сексуальными влечениями, сознательно расширяя понятие УсексуальностьФ. Либо те, что направлены на разрушение и убийство: мы сводим их к инстинкту агрессии, или инстинкту деструктивностиФ. Таким образом, российская психоаналитическая традиция в целом приняла укрупненную типологию инстинктов З. Фрейда.

В классическом психоанализе Эрос является обозначением инстинкта жизни, самосохранения и сексуальности. Понимание любви в классическом психоанализе характеризуется определенной сексуализацией. Любовь, в самом широком смысле слова, приобретает в психоанализе в качестве конечной цели – сексуальное удовлетворение. Нарциссизм и другие формы самолюбия, родительская любовь и любовь к родителям, дружба (как проявление любви), преданность каким-либо идеям или привязанность к определенным предметам - все это, на основании проводимых в психоанализе исследований, считается выражением сексуальных влечений, энергии либидо и механизма сублимации.

В работах первых российских психоаналитиков и психоаналитически ориентированных исследователей понимание любви и Эроса, в сравнении с работами З. Фрейда, характеризуется существенными отличиями. Анализ источников дает основания полагать, что вопросы любви и Эроса в российской психоаналитической литературе вызывали наиболее противоречивые оценки и высказывания

Более того, можно предположить, что толкование и обоснование именно сексуального вопроса, вопроса о месте Эроса и любви в жизни человека, проявилась как одна из черт, позволяющих говорить о самостоятельности российского психоанализа. Проблема, находившая в западном психоанализе естественнонаучное объяснение, в российской психоаналитической традиции приобретала социально-философское звучание. Даже в трудах, посвященных проблемам психотерапии и психиатрии, российские психоаналитически ориентированные исследователи отмечали глобальное вселенское значение Эроса и любви. В работах российских психоаналитиков и психоаналитически ориентированных исследователей, обращенных к анализу Эроса и сексуальности, проявилось непосредственное влияние русской религиозной философии, русского космизма, других течений российской социальной мысли.

В объяснении любви и Эроса российских психоаналитиков привлекали мифические и литературные образы и возможность их изучения в контексте социальной и педагогической деятельности. Вместе с тем, при отсутствии в российской психоаналитической литературе, конкретных ссылок на разделение понятий любви и Эроса, имеются основания для выделения в их понимании некоторых смысловых ситуативных различий. УЛюбовьФ трактовалось преимущественно как некая, еще не изученная, относящаяся к области метафизического познания, сила; и как духовное чувство, остающееся за рамками психоанализа. Эрос характеризовался, главным образом, как внутренняя сила, источник сексуальной энергии и сексуальных влечений. Примечательной типологической особенностью российского психоанализа было то, что в ней любовь представлялась как филогенетическое явление, в то время как Эрос выступал как явление онтогенетического порядка. Данная особенность может и должна быть принята во внимание с учетом ее статистического характера и того, что в ряде работ российских психоаналитиков понятия УсексуальноеФ и УэротическоеФ употреблялись как синонимы.

В контексте проблем, связанных с пониманием любви и Эроса изучались также вопросы сексуальности, либидо, детской сексуальности, влияния Эроса на развитие внутриличностных конфликтов др.

Интерес к проблемам Эроса и сексуальности в преломлении психоаналитических представлений о человеке в российском психоанализе был свойственен не только профессиональным психоаналитикам, психотерапевтам и психиатрам, но и крупнейшим русским философам начала ХХ века - Н. А. Бердяеву, С. Л. Франку, Б. П. Вышеславцеву, Л. П. Карсавину, В. В. Розанову.

Например, в статье УО рабстве и свободе человекаФ (1930) Н. А. Бердяев, размышляя о конфликтности эротической жизни человека, отмечал: УФрейд совершенно прав, утверждая дисгармоничность, конфликтность половой жизни. Человек испытывает травмы, связанные с полом. Он испытывает мучительные конфликты между бессознательной половой жизнью и цензурой общества, социальной обыденностью.

Эти конфликты и сексуальные, связанные с полом, и эротические, связанные с любовью. Но для Фрейда проблема Любви-Эроса остается закрытойФ.

Такое критическое замечание, определённое Уограниченностью миросозерцания ФрейдаФ, получило дальнейшее развитие в идее Н. А. Бердяева о том, что Упол есть безличное в человеке, власть общего, родового; личной может быть только любовьФ.

Среди работ профессиональных российских психоаналитиков по данным проблемам, в ряду наиболее самобытных и обстоятельных, можно выделить публикации Н. Е. Осипова. Развивая и пропагандируя идеи З. Фрейда, Н. Е. Осипов, тем не менее, модифицировал психоаналитические интерпретации Эроса и либидо и избрал в качестве краеугольного камня собственной концепции любовь, как фактор мировой жизни, вовсе не сводимый только к физиологическому влечению. УЭмпирическое значение исследований З. Фрейда, - писал Н. Е. Осипов, - не изменяется, если в центре поставить не физиологическое влечение, а Любовь в эйдическом смысле, как абсолютную ценностьФ.

Представления Н. Е. Осипова о любви и его понимание либидо, по мнению известного русского философа Н. О. Лосского, являли собой Уучение о любви, как основном космическом фактореФ. Такой подход можно рассматривать как определенное отклонение от психоаналитической и психотерапевтической парадигмы, сближающее учение о любви Н. Е. Осипова с фундаментальными идеями философии русского космизма. Н. Е. Осипов, начинавший как пропагандист и популяризатор психоанализа, в последних работах выступал уже в качестве психоаналитически ориентированного философа. Если первые психоаналитические публикации Н. Е. Осипова являлись реферативным изложением работ З. Фрейда, последующие публикации стали носить реферативно-критический и аналитический характер, а дальнейшее творчество характеризовалось постановкой перед психоаналитической теорией авторских вопросов и попытками их решения своим собственным способом. Выдвинутые Н. Е. Осиповым толкования проблем любви и либидо, могут быть отнесены к числу наиболее оригинальных и интересных исследований, выполненных в российской психоаналитической традиции.

Определяя любовь как некую космическую всеобъемлющую силу, воплощающуюся во временно-пространственном мире Н. Е. Осипов, создал своеобразную классификацию любви, избрав в качестве классического научного признака, основой которой являются различные степени проявления этого чувства.

Низшим проявлением любви Н. Е. Осипов считал идентификацию. УЯФ идентифицирует себя с объектом любви, отождествляет, поглощает его. Объект и субъект любви на данном уровне проявления воплощаются только в субъекте. Эту любовь можно охарактеризовать как деструктивную и присваивающую. Согласно Н. Е. Осипову, примером низшего проявления любви - идентификации является отношение к отдельным предметам: я люблю яблоко и в силу этой любви его ем, то есть уничтожаю; однако такое же отношение характерно и для человеческих отношений.

Более высокий уровень проявления любви, по Н. Е. Осипову, выражается в чувственности. Чувственность Н. Е. Осипов разделил на экстрагенитальную и генитальную, при этом, особо выделив в проявлении любви нежность. Н. Е. Осипов не пояснял причины акцентуации внимания на нежности, возможно, он видел в ней своеобразное состояние любви - переходный этап от сексуального влечения к духовному. В классическом психоанализе эту форму и фазу проявления любви, выделенные Н. Е. Осиповым, репрезентирует латентный период развития сексуальности. Для латентного периода, по З. Фрейду, характерно ослабление половой активности, десексуализация объектных отношений и чувств, появление стыда и отвращения, возникновения нравственных и эстетических установок и преобладание нежности над сексуальными желаниями. Однако, если по З. Фрейду, проявления любви как нежности свойственны человеку лишь во время упадка детской сексуальности (от пяти или шести лет и до наступления половой зрелости), то, по Н. Е. Осипову, представления о любви-чувственности, любви-нежности оформлены в другой парадигме, и потому выделялись не возрастные и биологические, а духовные и смыслосущностные аспекты.

Следующей за идентификацией и чувственностью, по Н. Е. Осипову, названа высшая форма проявления любви, которая выражается Ув особых состояниях близости людейФ. Это духовная, возвышенная, бестелесная, психическая любовь.

Согласно концепции Н. Е. Осипова, любовь в эйдическом смысле, первоначально выражает себялюбие, представляет собой нарциссизм. Возможно, нарцисстическая любовь даже является необходимой ступенькой к следующим формам любви, поскольку без любви к себе невозможна любовь к другому. Себялюбие же постепенно начинает изнутри излучать другие, более высокие проявления любви. Рассматривая любовь как особого рода излучения, энергию, космическую силу, Н. Е. Осипов допускал возможность её слабости, недостаточности и даже отсутствия. Не раскрытым в работах Н. Е. Осипова осталось его предположение о возможности Уобратного втягиванияФ лучей любви, самопоглащение либидо. Так или иначе, отсутствие Любви, слабость ее влияния или обратное втягивание он охарактеризовал как зло. Любовь есть вселенская движущая сила, созидательная энергия и высшее духовное чувство. Всё противоположное, выражающееся не только в каких-либо антидействиях, а просто в определенном вакууме любви является деструктивным и противоречащим человеческой сущности и космосу.

Осуществленное психоаналитиком и философом Н. Е. Осиповым толкование любви, в общем, органично вписывается в доминировавшее направление развития философской мысли России начала ХХ века. Развитие темы любви в работах Н. Е. Осипова по ряду параметров может быть сопоставлено с объяснением любви в трудах русских религиозных философов. Так, в работах В. С. Соловьева любовь также рассматривалась как изначальный фактор природы, однако, при этом он предложил понимать восприятие любви и как божьего дара. Анализ любви у В. С. Соловьева проведен сквозь призму проблем человеческой индивидуальности и эгоизма. При этом он особенно отметил, что, устраняя эгоизм, любовь способствует спасению и нравственному оправданию индивидуальности.

Подобные параллели в понимании любви, свойственные для русской философии и российского психоанализа начала ХХ века, можно провести, обратившись к творчеству русского религиозного философа П. А. Флоренского и российского психоаналитика и психиатра О. Б. Фельцмана. Имея различные цели исследований, оба автора обращаясь к тематике любви, для ее толкования использовали определенные космические символы. П. А. Флоренский сравнивал любовь с непрерывным лучом, идущим от великого Солнца, и сожалел, что приближение к этому источнику любви возможно для разных людей не в равной мере. О. Б. Фельцман определил любовь как отражение солнца, высказав при этом мнение, что недостаточность того и другого (любви и солнца) может явиться причиной серьезного внутриличностного конфликта. Вместе с тем, по мнению О. Б. Фельцмана, любовь, видимо, можно трактовать как некоторое стремление человека к самореализации и самоутверждению. Именно поэтому он отождествлял стремление к любви и стремление к славе: УИногда солнце есть символ любви, иногда символ славы (что, как нам известно из практики, часто явление одного и того же порядка)Ф. Любовь и слава рассматривались О. Б. Фельцманом, одновременно как космические и психические проявления. В работах П. А. Флоренского любви придавался лишь божественный смысл.

С. Н. Шпильрейн, ориентированная на западную исследовательскую традицию, привнесла в понимание любви социальный оттенок. В основе ее подхода лежала идея сопоставления чувств любви и воли к власти, навеянная идеями Ф. Ницше, К. Г. Юнга, З. Фрейда. У...Чувство власти? Что это, если не потребность таким образом привлечь к себе больше внимания и любви? Или чувство недостаточности?Ф.

М. М. Асатиани в работе УСовременное состояние вопроса теории и практики психоанализа по взглядам ЮнгаФ особое внимание уделил понятию либидо. Посредством изложения и трактовки работ К. Г. Юнга М. М. Асатиани обозначил и собственное видение проблемы. Пытаясь разработать более адекватное понимание либидо, М. М. Асатиани дал следующее его описание: УБлизкое и далекое, холодное и горячее, высокое и низменное, красивое и легкое, как мечта, преступное, жестокое, как злой таинственный дух, омрачающий и радующий земное существование человека, - оно не уловимо, незримо существует везде, владея человеком, его мыслями и желаниямиФ. Метафоричный поиск М. М. Асатиани в данном случае привел его к художественному, а не научному описанию либидо, в котором либидо было представлено как могучий и загадочный повелитель человеческих поступков и всей жизни человеческой.

Развивая эту идею, М. М. Асатиани, вслед за К. Г. Юнгом, обратился к легенде о таинственном духе Heizer-Horo: УРешили люди удалить с земли, освободиться от него, так как считали его причиной всех своих зол и несчастий. Бог внял их просьбам, и злой дух подвергся изгнанию. Что же случилось? Как будто ничего не изменилось. Цветы также благоухали, не потеряли своей былой красоты и свежести, но не пленяли больше, не восхищали, не опьяняли. Вино не изменило ни цвета, ни вкуса, но оно не одурманивало, не губило. Молодые люди и девушки были также красивы, но исчезло что-то, что заставляло грезить, мечтать, что с такой силой заставляло их стремиться друг к другу. Это Учто-тоФ и есть LibidoФ. Таким образом, либидо было обозначено М. М. Асатиани в качестве ключевого понятия, для описания человеческой природы, и выделено как компонент не только биологической, но и социальной сущности человека. Человек, согласно концепции М. М. Асатиани, стремится избавиться от либидо, сделать себя свободным от природных биологических влечений, но вместе с либидо он может потерять и некоторое УнечтоФ, отделяющее его от природы и характеризующееся понятием УчеловеческоеФ.

А. Б. Залкинд в критических работах по психоанализу не употреблял фрейдовское понятие УлибидоФ, хотя воспринял и развил саму идею психической энергетики. В отличие от классического психоанализа, в работах А. Б. Залкинда процессы и аффекты либидо описываются и интерпретируются как УаффективностьФ; причем в данном случае произведена не только подмена понятий, за ней последовало авторское толкование энергетической теории в целом. Положения А. Б. Залкинда об аффективности не получили должного логического завершения. В одном случае под аффективностью подразумевалась сексуальная энергия - либидо, в других – посредством аффективности обозначена сублимация. Проявление аффективности, как действия механизма сублимации, будет рассмотрено нами в контексте анализа творческой деятельности.

С точки зрения психоэнергетической теории, в качестве своеобразного обозначения либидо, аффективность по А. Б. Залкинду,- является Уосновным необходимым источником всякого душевного импульса, витающим в организме известным зарядом энергии, обладающим текучестью, гибкостью, приспособляемостью и тонким сходством с многогранными областями душевной жизни. Аффективность, по- видимому, может подчиниться общему закону сохранения энергии. Доминируют в человеке те душевные области, которые способны привлечь, и привлекают к себе максимум аффективности. Чем больше в человеке таких областей, тем тоньше и сложнее они дифференцированы, тем богаче и ярче его личность, тем гибче подвижнее его аффективность, так как силой ее побуждают к обслуживанию самых разных сфер. Подобная психика обладает массой боковых русл для оттока избыточной энергии, и если в каком-нибудь месте образуется патологическая плотина, связывающая в единый клубок большую часть душевных ценностей, всегда найдется свободный запасной путь - иные интересы, иные цели, которые перетянут аффективность к себе и лишат патогенный комплекс его силы и знания, либо переоценят, и по-новому обезвредят. И так, бывают разные степени сублимации, связанные с аффективной энергиейФ.

Сформулировав собственное представление об энергетике психики, выраженное понятием УаффективностьФ, А. Б. Залкинд наиболее критично воспринимал те компоненты психоаналитической теории, в которых особое внимание уделялось значимости сексуальности, как фактора, оказывающего доминирующее влияние на психику и поведение человека. Важным, в этой связи, ему представлялся вопрос о том, можно ли считать причиной внутриличностного конфликта Унесовместимость психосексуальных влечений с остальным душевным статусомФ. По мнению А. Б. Залкинда, психоаналитическая теория подходит к объяснению человеческой природы недопустимо однобоко: ибо из внимания исследователей выпадают все значимые инстинкты, за исключением сексуального. В то время как не менее важную роль в психике человека играют инстинкт самосохранения, чувство голода и другие первичные потребности, а также эмоциональные реакции, рефлексы – всё то, что, по мнению А. Б. Залкинда, является врожденной и потому неотъемлемой, составляющей природы человека, и присущей его природе до проявления каких бы то ни было Упервичных эрогенных моментовФ. Не без основания упрекая психоаналитическое учение З. Фрейда в известной односторонности, А. Б. Залкинд, в свою очередь, не смог избежать определенной односторонности ни в развитии собственных представлений, ни в критике психоанализа.

Создавая самостоятельное представление о проблемах любви, либидо и сексуальности, А. Б. Залкинд часто обращался к психоаналитическим идеям и терминологии, основывал теоретические построения на психоаналитической модели психики и личности. Однако при этом, он формировал собственное видение проблем, главным элементом которого была замена значения роли сексуальности, ролью различных инстинктов. Согласно А. Б. Залкинду, некоторый синтез индивидуально развивающихся инстинктов, эмоций и воззрений, приобретающих в конкретной личности индивидуальные черты, Угосподствует над всеми дальнейшими продуктами душевной жизни, над силой и направлением отдельных инстинктов и комбинацией ихФ.

Своеобразный синтез инстинктов, сталкиваясь с факторами из внешней действительности, по А. Б. Залкинду, может настолько сильно изменить и извратить первичное проявление эро-чувственного склада, что он полностью перестает соответствовать своему прежнему состоянию. Биографические сведения из детских лет множества пациентов, которыми психоанализ оправдывает сексуальную теорию, по мнению А. Б. Залкинда, характеризуют лишь индивидуальную сексуальную конституцию человека, и не дают никаких оснований для глобального понимания внутриличностного конфликта и человеческого поведения. УСексуальная направленность лишь потому занимает такое солидное положение в психике, что окружающая жизнь человека сверху донизу загромождена половыми моментами, а не наоборот. Если обставить любой другой инстинкт столькими же загромождениями и соблазнами, столькими же удовольствиями и предрассудками, извращениями, - тогда и он обладал бы тем же значением для психики, которое сейчас имеет половая областьФ - писал он.

В качестве одного из наиболее существенных факторов психической жизни человека в российском психоанализе принимались внутриличностные конфликты, исследование которых осуществлялось практически всеми российскими психоаналитиками, российскими психоаналитическими просветителями, российскими психоаналитически ориентированными исследователями.

Например, М. В. Вульф в работе УК психогенезу бронхиальной астмыФ описал случай заболевания астмой на почве раннего коитуса, запрещавшегося родителями. Основываясь на том, что в исследовании заболевания не было выявлено физиологических причин, М. В. Вульф пришел к выводу, что заболевания, даже не относящиеся к психическим, могут иметь только психосексуальные причины. А это стало определяющим показателем, отмечающим важность роли сексуальности, которую она играет в жизни человеческого организма.

По мнению А. Б. Залкинда, внутриличностный конфликт наступает не из-за инстинктивного проявления сексуальности, а из-за реакции личности на них. Реакции эти также не являются имманентными, а вырабатываются Увсеми факторами душевной жизниФ. В совокупность этих факторов А. Б. Залкинд включал и сексуальность, хотя считал, что душевные неполадки (в случае, когда их сексуальная причина уже доказана), определяются все же не сексуальной конституцией, а сексуальной моралью. Сексуальную мораль А. Б. Залкинд не дистанцировал от общей морали; он считал, что сексуальная мораль отражает весь духовный склад человека, все его чувствования и воззрения. Если у человека проявляется, внутриличностный конфликт (невроз), то объектом его влияния является целая личность, а не сексуальный тип. Сексуальность выполняет при этом особую функцию лишь тогда, когда она в развитии личности является Услабым местомФ. Таким же Услабым местомФ может быть и социальная совесть, и любовь к родителям, и вопросы чистой религии, которым, по мнению А. Б. Залкинда, даже в работах З. Фрейда не было дано обычного Усексуального ярлыкаФ, притом, что по воздействию на личность они не менее сильны, чем вопросы половых переживаний.

Интерес в этой связи представляют мнения российских психоаналитиков по поводу этиологии внутриличностных конфликтов и неврозов, места и роли сексуальности в их происхождении. О. Б. Фельцман, выделяя особую роль сексуальности в организации человеческого поведения, как и А. Б. Залкинд, сомневался в решающем значении сексуального фактора в происхождении внутриличностных конфликтов. Одну из основных идей З. Фрейда о роли либидо в развитии неврозов он охарактеризовал как смелое, и даже рискованное обобщение. В работах О. Б. Фельцмана сексуальной жизни уделялось большое внимание, однако, роль сексуальных переживаний в качестве причины или возбудителя болезни ставилась им под сомнение. Если З. Фрейд считал сексуальные переживания и травмы явлением, присущим каждому человеку, и невротику и формально здоровым людям, то, по мнению О. Б. Фельцмана, влияние на невротиков оказывают не столько сексуальные травмы, сколько отношения к ним со стороны социальной среды, родителей, врачей и проч.

С критикой роли сексуальности в организации психической жизни, поведения человека и места сексуальности в его природе выступали и другие представители российской психоаналитической традиции. Б. С. Кнотте, например, посвятил критике фрейдовской теории сексуальности отдельную работу УНесостоятельность психологической теории и возможность объяснения новейших исследований школы З. Фрейда иррадиацией и антагонизмом между нервными центрамиФ, в которой сравнил психоанализ с другими, существующими в психиатрии теориями, обозначив на их фоне наиболее слабые стороны сексуальной ангажированности З. Фрейда. Положения о несостоятельности фрейдизма Б. С. Кнотте иллюстрировал примерами из собственной психиатрической практики, при этом подчеркивал особую недопустимость объяснения физиологических процессов при помощи психологического инструментария. Полагая, что психические процессы совершаются по физиологическим законам, Б. С. Кнотте считал возможным объяснять действия физиологических механизмов психики, не обращаясь к психологическому объяснению физиологических процессов, к которым, по его мнению, относилась сексуальность.

Притом, что большинство российских психоаналитически ориентированных исследователей и критиков психоанализа негативно или скептически высказывались по вопросу о доминировании сексуальности, как компонента человеческой природы, часть российских психоаналитиков все же признавала ведущую роль Эроса и сексуальности. К исследователям сексуальных инстинктов, в рамках классической психоаналитической теории З. Фрейда, относились, в основном, российские ученые, либо долго работавшие за границей, либо имевшие тесные научные контакты с международными психоаналитическими организациями. К психоаналитическим исследованиям, выполненным в рамках классического психоанализа и признававшим особую роль сексуальности в человеческой природе, следует отнести работы Т. К. Розенталь. Анализируя творчество Катрин Михаэлис на основании ее дневника, проявление ведущей роли сексуальности, Т. К. Розенталь увидела в одиночестве героини. Подавляя эротические желания, автор дневника, по мнению Т. К. Розенталь, становилась движима бессознательными желаниями, которые вытесняют и отодвигают сознательную рациональную мотивацию.

По сути, роль Эроса и сексуальности в человеческой природе, психоаналитическая теория определяет дуалистично. С одной стороны, речь идет о месте Эроса и сексуальности в психической жизни человека, с другой – поднимается вопрос об их возникновении. Согласно З. Фрейду, сексуальность потенциально существует с самого начала, таким образом, область воздействия Эроса и сексуальности на психику и поведение человека значительно расширяется. По З. Фрейду, детская сексуальность обнаруживается уже в самом раннем возрасте. Под ней понимается не только существование в раннем детстве догенитальных и генитальных возбуждений и потребностей, но также видов поведения, напоминающих извращенную взрослую сексуальную активность. К примерам относится распространение детской сексуальности на негенитальные зоны (сосание пальца), выходящие из зависимости конкретных биологических функций, например, питания. Такое расширение поля сексуальности позволило психоаналитикам распространить поиск компонентов сексуальности в различных формально несексуальных формах поведения. Понятно, что, активно обсуждая положения З. Фрейда о роли и значении сексуальности в жизни человека, российские психоаналитики не могли оставаться вне проблем изучения детской сексуальности. В российском психоанализе изучение детской сексуальности осуществлялось весьма активно (в том числе в соответствующих организационных формах), хотя зачастую, носило спонтанный и фрагментарный характер.

А. Н. Бирштейн считал возможным развивать идею о структурном и содержательном разграничении либидо у взрослого и ребенка, уделяя особое внимание детскому либидо. Он высказывал мнение, что либидо ребенка не обладает и не сопровождается теми чувственными атрибутами, которые присущи либидо взрослого. Детское либидо, по А. Н. Бурштейну, представляет собой некоторое общее, не специализированное приятное чувствование, возможно очень близкое к чувствованиям, сопровождающим голод и насыщение, и отличающееся от них лишь объектом желания и способом удовлетворения.

С. Н. Шпильрейн, важную роль в структурировании и понимании человеческой природы посредством инфантильной сексуальности, отводила Эдипову комплексу. Показательным примером, приведенным из собственной психоаналитический практики, по ее мнению, являлся случай с тринадцатилетним пациентом Отто. Подросток боялся оставаться дома, поскольку ему мерещилось, что за дверью стоит кто-то с ножом или револьвером. Страх этот, по мнению С. Н. Шпильрейн, происходил из детства, когда в сновидениях Отто часто видел старую страшную женщину, и прятался от нее у матери. Теоретическую значимость анализа этого сновидения и проявления страха С. Н. Шпильрейн видела в подтверждении идеи сексуального влечение к матери. Поскольку данное сексуальное влечение запрещено, Отто видел во сне не мать, а старую страшную женщину. О сексуальности происходящего свидетельствовал особенно большой рот, пугающей мальчика старухи.

В статье УРенаточкина теория появления человекаФ С. Н. Шпильрейн анализировала свою пятилетнюю дочь. На основании рассуждений Ренаты, С. Н. Шпильрейн обратилась к Уканнибальской теории производства детейФ: УМама проглоти меня, но не жуй; тогда ты будешь убита, и я из тебя выйдуФ. Эта детская фантазия, как полагала С. Н. Шпильрейн, содержит наивное неосознаваемое желание убийства матери, с которой малышка постоянно соперничает, и место которой ей хотелось бы занять рядом с отцом.

В. Н. Лихницкий, развивая теорию детской сексуальности, вслед за классическим психоанализом видел в ней источники последующих неврозов. УИстеричные люди - люди с сильно развитым, но не нашедшим удовлетворения сексуальным чувством. Еще в период раннего детства половое влечение проявляется в весьма активной форме, вызывая из-за наличия таких чувств, как стыд, и из-за давления воспитания, весьма энергичную реакцию. Эта реакция ведет к подавлению отдельных проявлений половой жизни, но подавление не может быть полным, ибо сексуальный инстинкт - основной инстинкт природы не может быть вырван с корнем. Из-за столкновения полового влечения с требованиями современной культуры получается ряд конфликтов. Постоянная внутренняя борьба несовместимых желаний - есть причина раздвоения личностиФ.

2. Метафизика деструктивности

В окончательной классической психоаналитической картине природы человека (отчасти сформировавшейся под влиянием концепции деструктивности С. Н. Шпильрейн), сексуальное всегда располагалось в непосредственной взаимосвязи с деструктивным, созидательное находилось во взаимодействии с разрушительным, УЭросФ и УТанатосФ, жизнь и смерть исследовались в едином комплексе. В российской психоаналитической литературе деструктивным компонентам в психике и поведении человека уделялось особое внимание. Так или иначе, к этой проблеме обращалось большинство первых российских психоаналитиков, причем С. Н. Шпильрейн в работах, посвященных комплексу проблем, связанных с деструктивным поведением, опередила З. Фрейда и повлияла на его дальнейшие разработки в этой области. Уже в период первого знакомства российских авторов с психоаналитическим учением З. Фрейда появлялись публикации, обращенных к психоаналитическому исследованию ненависти, самоубийств, агрессивного поведения и других деструктивных проявлений.

В одной из работ О. Б. Фельцман отмечал, что Ув России о смерти (в литературе, письмах и дневниках) имеется большой и очень ценный материал. Вероятно, русские по складу своего ума склонны к самоанализу и психологии в житейском смыслеФ. Возможно, такому акцентированному вниманию российских психоаналитиков к комплексу проблем, связанных с деструктивным поведением, действительно способствовали определенные черты национального характера и особенности развития российской социальной мысли, отражение чего проявлялось, главным образом, в русской художественной литературе. В произведениях российских классиков встречается глубокий художественный и философский анализ тем смерти, разрушения и саморазрушения. Причем именно в русской классической литературе тема взаимосвязи любви и смерти получила мощное звучание, и отчасти через творчество Ф. М. Достоевского, повлияла на формирование и развитие аналогичных психоаналитических идей. В качестве единичного, но типичного примера можно сослаться на Ф. Тютчева. В его стихотворении УБлизнецыФ смерть и любовь характеризуются, как единство противоположностей: УВ мире нет четы прекрасней...Ф, и непосредственные составляющие человеческой природы:

Но есть других два близнеца.

И в мире нет четы прекрасней,

И обаяния нить ужасней,

Ей предающего сердца.

Союз их кровный не случайный,

И только в роковые дни,

Своей неразрешимой тайной

Сопровождают нас они.

И кто в избытке ощущений,

Когда кипит и стынет кровь,

Не ведал ваших искушений

Самоубийство и любовь.

Тема самоубийства оказалась одной из первых и значительных тем, заинтересовавших российских психоаналитиков в комплексе проблем связанных с деструктивным поведением человека. По мнению российских авторов, самоубийство тесно взаимосвязано с Эросом (сексуальностью). В опубликованной в 1910 г. в московском психоаналитическом журнале УПсихотерапияФ статье О. Б. Фельцмана УК вопросу о самоубийствеФ отмечалось, что Уодин из лучших способов изучить самоубийство - заняться психоанализомФ. Через призму самоубийства автор рассматривал также ряд проблем, обращенных к проблеме человека. О. Б. Фельцманом не были сделаны обобщающие выводы, касающиеся деструктивности, однако уже в этой первой работе, посвященной психоанализу самоубийства, он выдвинул предположение о ведущей роли проблемы самоубийства в изучении человеческого поведения, и высказал мнение, что вопрос о самоубийстве (смерти и деструкции) свойственен каждому человеку, и оказывает значительное влияние на психику. УВ психоанализе во всех случаях я наталкиваюсь на мысли или на позывы к самоубийству. Мне казалось возможным, что эти мысли и порывы встречаются значительно чаще, чем мы это предполагаем и у многих лиц (если не у всех), считавшихся совершенно здоровымиФ, - писал он.

Психологический анализ суицида, обозначение причин и компонентов (как внутриличностных, так и социальных), вызывающих действие, определимое как саморазрушение индивида, был бы невозможен без определения детерминирующих психических факторов. Поиск такой детерминанты отмечен нами в работах О. Б. Фельцмана и Ю. В. Каннабиха.

В основе тезиса, определяющего последующее рассуждение Ю. В. Каннабиха, была идея о том, что Ув силу случайных ассоциаций каждый человек по своему воплощает ту или иную мысль о самоубийствеФ.

В работах О. Б. Фельцмана особое внимание отводилось вопросу о детерминации мыслей о самоубийстве. Наиболее интересным для этого автора был анализ происходящих в психике процессов между порывом к суициду и решением его совершить. Среди недостатков в исследовании суицидного поведения, проводившимся российскими и западными психоаналитиками, следует отметить, что за пределами их анализа зачастую оставались внешние и наследственные причины данного явления.

Обозначив различные интересы в подходах к анализу самоубийства, и О. Б. Фельцман, и Ю. В. Каннабих обращались к детским переживаниям человека. Ю. В. Каннабих считал, что среди причин самоубийства Уиграют роль какие-то ранние воспринятые, иногда смутно осознаваемые впечатления, которыми детерминируется именно данная, а не какая-либо другая форма самоубийстваФ. Вывод Ю. В. Каннабиха предполагает необходимость определения и исследования этих изначальных факторов, способствующих формированию суицидного поведения. Происхождение таких сил и факторов, согласно Ю. В. Каннабиху и Ю. Б. Фельцману, можно объяснить, ответив на вопрос о мотивации выбранной для суицида формы, а исходя из этого аналитик, может искать объяснение всему процессу.

О. Б. Фельцман видел причину суицида во внутренних и социальных конфликтах, происходивших с индивидом в детском возрасте. Ревность к родителям, проявление Эдипова комплекса (ссылка на Эдипов комплекс сделана им иносказательно) и социальное поведение являются предпосылкой последующего стремления индивида к саморазрушению.

Важным дополнением, на пути формирования целостной концепции влечения к смерти в российской психоаналитической традиции, явился высказанный рядом российских психоаналитиков, тезис о наличии названного влечения у каждого человека. Позже этот тезис был расширен и распространен на все живые организмы. Примеры влечения к смерти (а под этим понимается весь комплекс поведенческих актов, характерный для деструктивного поведения), присутствовали в работах многих российских психоаналитиков. Например, Н. А. Вырубов в статье УК психоанализу ненавистиФ показал, что Устремление к жестокости - это наследие животной борьбы сидит в нас очень глубоко. Временами оно обнаруживается даже у очень нравственных людей, с высоко развитыми чувствами сострадания. ... Немотивированное враждебное чувство к стремлению уничтожить, прогнать, убежать и т.п. встречаются нередко. Предметом такого чувства большей частью являются совершенно безобидные существа: пауки, мыши, лягушки и т.д., которые сами по себе не представляют ничего такого, чем могли бы быть мотивированны такие чувстваФ.

Другой подход к изложению доказательства тезиса о наличии деструктивных стремлений в поведении каждого человека характерен для работ А. Н. Бирштейна. Вслед за Ф. Ницше, рассматривая волю к власти и превосходству как имманентный и существенный компонент человеческой природы, А. Н. Бирштейн представлял ее конкретным воплощением агрессии. Агрессивное поведение как форму стремления к превосходству он считал присущим всему человечеству, и разделял лишь способы его достижения. В работе УСон В. М. Гаршина. Психоневрологический этюд к вопросу о самоубийствеФ А. Н. Бирштейн выделил два пути агрессивного поведения: Унепосредственной прямой, активной агрессивности и путь обходной, тоже агрессивный, но пользующийся пассивными ложномазохистскими приемами-средствами, которые в качестве компромисса склонны обнаруживать в равной мере тенденцию поступательной агрессивности и столь нужное оберегание личного УЯФ, в тех случаях, когда таковой грозит ... возможность поражения...Ф.

Таким образом, в работе А. Н. Бирштейна оформилось мнение, что прямая агрессия даже более присуща человеку, нежели какие-либо проявления её, вызванные подавлением или трансформацией (которые формируются лишь из-за необходимости поиска других путей для самореализации). Он считал, что стремление к удовлетворению человеческих потребностей, пытающееся достичь результата, пренебрегая природной предрасположенностью, может привести к внутриличностному конфликту, т.е. неврозу: УВсе люди стремятся к счастью, к удовлетворению своей личности во всех отношениях. Властолюбие, порабощение других, возвышение над всем и всеми, всюду и всегда - вот в чем динамика души... Безудержно тянутся они к достижениям этих заветных идеалов, либо по путям прямой непосредственной агрессивности (в приблизительной норме), либо по обходным, закулисным путям (в неврозе)Ф.

Особо значимой в этом случае является характеристика агрессивности (как проявления деструктивности) в качестве атрибутивного компонента природы человека. В данной трактовке агрессивность выступает в качестве некоторой природной предопределенности, надличностного метафизического толка. УДинамические моменты агрессивности... простираются далеко за пределы существующего и формируются на какой-либо отвлеченной точке. Эта точка и есть та конечная цель, к которой красными нитями тянутся все частные психофизиологические проявления природного, фиктивного жизненного плана характераФ, - писал А. Н. Бирштейн.

В российской психоаналитической традиции еще в ранних фазах ее формирования сложился устойчивый интерес исследователей к изучению взаимовлияния сексуальности и стремлений к самоубийству, любви и агрессивности, любви и ненависти. Общую ориентацию российских психоаналитиков, пожалуй, наиболее определенно сформулировал М. В. Вульф, когда, обращаясь к анализу содержания психоаналитических работ 1901 года, отмечал, что: УЧувства любви и ненависти вообще очень близки и нередко переходят одно в другое...Ф.

Трудности, возникающие при анализе представлений российских психоаналитиков, касающихся проблем смерти, суицида, садизма, мазохизма, деструктивности заключаются, прежде всего, в невозможности объединения отдельных гипотез в единую теоретическую систему. Определение общего и особенного в работах российских психоаналитически ориентированных исследователей должно содействовать формированию общего представления о деструктивности, а также взаимоотношения Эроса и Танатоса, характерного для российского психоанализа. Однако общим в данном случае является лишь проявление значительного интереса российских психоаналитиков к различным элементам психоаналитической теории влечения к смерти и определение роли отдельных деструктивных компонентов в качестве одной из ведущих и составляющих человеческой природы. Особенно следует выделить различные предположения о происхождении деструктивных компонентов. В работах разных авторов базисом формирования деструктивных влечений называются социальные, религиозные, сексуальные, педагогические, возрастные, национальные, этические и другие факторы.

3. Между жизнью и смертью

Наиболее целостное и законченное психоаналитическое толкование проблем жизни и смерти принадлежит С. Н. Шпильрейн. К изучению инстинкта смерти и его амбивалентной взаимосвязи с сексуальным инстинктом С. Н. Шпильрейн пришла через исследования теории сексуальности в традициях психоаналитических школ К. Г. Юнга и З. Фрейда. УПри моем занятии сексуальными проблемами, - писала она, - меня особенно заинтересовал один вопрос: почему этот самый могущественный инстинкт размножения, содержит кроме заранее ожидаемых положительных чувств также и негативные, такие как страх, отвращение; и какие-то из них должны быть преодолены, чтобы человек мог позитивно относиться к этому инстинкту.

Анализируя негативную реакцию, обращенного к жизни человеческого организма, на инстинкт сексуальности, С. Н. Шпильрейн отказалась от анализа социальных источников проблемы, обратившись к биологическому исследованию человеческого индивида. В конечном счете, в процессе развития стартовых идей С. Н. Шпильрейн вышла за рамки психоанализа и психиатрии, и поставленная ею проблема приобрела философское содержание. В общем идеи С. Н. Шпильрейн сопрягались с выводами известного австрийского психиатра и психоаналитика В. Штекеля (воспринимавшего смерть как символ морального падения), немецкого психоаналитика О. Гросса (сравнившего отношение к сексуальному с отвращением перед экскрементами), швейцарского психиатра Э. Блейлера (считавшего негатив необходимой оставляющей эмоциональных представлений), К. Г. Юнга, З. Фрейда и других исследователей. Из теоретических источников С. Н. Шпильрейн ближе всего были работы К. Г. Юнга, но и в них, как она считала, Упредставления о смерти и сексуальные представления были не приведены в соответствие, а противопоставленыФ. Своей задачей С. Н. Шпильрейн видела комплексное изучение названных представлений. Основной мыслью ее исследований стало положение, что Улюбовь имеет своей обратной стороной стремление уничтожение своего объекта, всякое рождение есть смерть, а всякая смерть - есть рождениеФ. Принципиально важно, что в значительной части теоретические изыскания С. Н. Шпильрейн опирались на результаты осуществленных исследований группы девушек и психотерапевтической работы с некоторыми невротиками.

В выступлении на заседании Венского психоаналитического общества 29 ноября 1911 С. Н. Шпильрейн отметила и подчеркнула тесную взаимосвязь деструктивности и сексуальности, сообщив, что Уисходя из поставленного вопроса о существовании инстинкта смерти, требуется определить его содержание, а компоненты инстинкта смерти содержаться в сексуальном инстинкте. Сексуальный инстинкт, являясь причиной становления, уже изначально содержит деструктивные компонентыФ.

Особенно ценным является многоуровневый подход, использованный С. Н. Шпильрейн в работах по анализу деструктивности, что проявилось в сочетании экспериментальных исследований с теоретическим анализом в области биологии, психологии, мифологии, фольклора, литературы и др.

Инстинкт смерти, деструктивное поведение и их взаимосвязь с сексуальностью первоначально базируются и реализуется, как отмечала С. Н. Шпильрейн, на биологическом уровне. Происходящее при зачатии соединение мужской и женской клеток предполагает, что каждая клетка разрушается как единица, а из этого продукта разрушения возникает новая жизнь. Некоторые низшие существа умирают с производством нового поколения. Творение для подобных существ означает гибель - то, что является самым страшным для всего живого. У более высокоорганизованных существ, при сексуальном акте разрушается не вся особь, но при этом как единицы разрушаются сексуальные клетки, являющиеся важнейшими элементами организма и содержащие в концентрированной форме целого родителя. Эти важнейшие экстракты особи уничтожаются при зачатии. Происходит теснейшее соединение двух индивидуумов: один проникает в другого. С. Н. Шпильрейн проследила развитие биологических существ от простейших организмов до человека, и предположила, что философская и биологическая сущность становления на протяжении всего пути эволюции является амбивалентность Эроса и Танатоса. УРазличие в простейших в сложных организмах только количественное: всасывается не целая особь, а только её часть, которая в этот момент представляет ценность целого организма. Мужская часть растворяется в женской, а женская приходит в беспокойство, и получает посредством оккупанта, новую формуФ. Таким образом, согласно С. Н. Шпильрейн, созидательное преобразование касается всего организма, а деструкция и восстановление в данном акте происходят мгновенно.

Опираясь на факты и примеры биологического порядка, С. Н. Шпильрейн определила в качестве источников психических проявлений Учувства блаженстваФ и Учувства защитыФ. По её мнению, организм разражается сексуальными продуктами как всякими другими экскрементами, и индивидуум, видимо, бессознательно догадывается о деструктивных и реконструктивных процессах, происходящих в его организме. Данным фактом и объясняется вопрос о том, почему инстинкт размножения сопровождается как чувством блаженства, так и чувством защиты, например, страхом и отвращением.

Для доказательства роли деструктивности как одного из определяющих начал человеческой природы С. Н. Шпильрейн использовала также и социальные идеи. В том числе положение о том, что психика таит в своих глубинах архаичные компоненты, значительная часть которых являет собой своеобразные психические корреляты социального опыта предшествующих поколений людей. Возможно, на рассуждениях С. Н. Шпильрейн сказалось влияние работ К. Г. Юнга, однако, сделанные ею выводы можно охарактеризовать как самостоятельные, и именно в таком качестве они повлияли на дальнейшее развитие в психоанализе проблемы изучения деструктивности.

Предположение о том, что содержание индивидуального и коллективного бессознательного соответствует сознательному образу жизни наших предков, а наследственные образы мыслей ведут к формированию соответствующих представлений, стало основой для детального анализа мифов и древней литературы. Особое внимание С. Н. Шпильрейн обратила на исследование мистических восточных и европейских представлений о происхождении жизни из четырех элементов - земли, воды, огня, воздуха. Большую роль в понимании проблемы жизни и смерти, по мнению С. Н. Шпильрейн, играют символы воды и земли, вместе с которыми часто используется символ дерева.

Образ дерева в мифологии, по С. Н. Шпильрейн, наиболее показателен, поскольку его анализ позволяет глубже разобраться в наследуемой природе сексуального и деструктивного поведения. По ее мнению, например, палка (ветка) имела значение фаллоса, и являясь таковым представлялась символом высшей власти. В руках Моисея деревянная палка творит чудеса. Ветка также посажена в саду властелина, который является отцом девушки - будущей невесты Моисея; только тот может посвататься к девушке, кто может повелевать деревом, выросшем из этой ветки. Согласно трактовке С. Н. Шпильрейн, это событие является своеобразным испытанием сексуальной силы: Моисей, получающий дерево от отца девушки, занимает, таким образом, в качестве мужа, место отца. Королевский скипетр как символ власти, по С. Н. Шпильрейн, также подтверждает данную идею, согласно этому королевская власть становится символом власти сексуальной. Развивая данные представления, С. Н. Шпильрейн обратилась также к Ф. Ницше, писавшему, что человек служит мостом для сверхчеловека, что человек является чем-то, что надо преодолевать. Преодоление, в данном случае, С. Н. Шпильрейн воспринимает как переход от жизни к смерти, а от смерти к жизни. Мост, являясь символом дерева и символом животворного фаллоса, демонстрирует процесс, в котором мы преодолеваем самих себя.

Потребность к саморазрушению ярко выражена во многих мифических представлениях, где любой переход к другому состоянию обозначается как смерть. Мифический конфликт находит свое отражение в человеческой природе, наиболее ярко проявляясь во внутриличностном конфликте. В неврозе всегда задействован конфликт, который состоит в противоречии между двумя компонентами сексуальности. Этим двум компонентам и соответствуют символы земли и воды. Древо познания выступает в мифологии в двойственной роли, как символ смерти, и как генезис обратного.

В том же контексте С. Н. Шпильрейн анализировала библейские тексты Ветхого Завета. Древо жизни и древо познания выступают здесь предпосылками современных мыслительных прообразов. УЕсли человек хочет наслаждаться запретным плодом, то есть отдаться акту зачатия, тогда он обречен на смерть, из которой восстает к новой жизниФ. Древо жизни в мифологии также выполняет двойственную роль: несет смерть сильным и жизнь умирающим. Адам и Ева, которые стали жертвами греха, должны быть спасены от смерти, когда Иисус, сын божий, умрет за них. Христос берет на себя грехи человечества, он страдает, как должно страдать всё человечество, и приходит к новой жизни, как суждено мертвым. Как для людей, так и для Христа древо жизни становиться древом смерти.

Еще один пример отражения амбивалентности человеческой природы (руководимый противоречивыми стремлениями к созиданию и смерти), С. Н. Шпильрейн отмечала в сказаниях о вечной жизни. Человек обладает потребностью становления и разрушения, потому народному сознанию вечная жизнь представляется грехом. Вечной жизнью в сказаниях наделяются, как правило, отрицательные герои. Только жертва может принести избавление, так как она содержит оба компонента: становление и разрушение.

Некоторые выводы, касающиеся деструкции и становления С. Н. Шпильрейн сделала в процессе наблюдения за пациентами детского возраста. Обозначение детьми амбивалентной идеи существования С. Н. Шпильрейн считала бессознательным проявлением некоторого архетипа, который ярко проявляется в детском возрасте.

В работе УРенаточкина теория появления человекаФ С. Н. Шпильрейн особенно остановилась на замечании 5-летней дочери: УЯ хочу, чтобы мать умерла, нет, чтобы она не жила, и не умирала; я хочу, чтобы она снова стала маленькой девочкойФ. По наблюдениям С. Н. Шпильрейн Уребенок всегда представляет смерть как возврат к происхождению, возрождению как таковому, следовательно, как акт зачатияФ.

Исследуя невротические проявления у 13-летнего Отто, С. Н. Шпильрейн обратилась к анализу стихов, которые мальчик подарил своей матери:

Anfang ist Ende

Ende ist Lied

Der Anfang beendet

Das Ende singt.
Начало есть конец,

Конец - это песня.

Начало заканчивается

Конец звучит (поет).

В процессе анализа С. Н. Шпильрейн пришла к выводу, что Удля Отто рождение - есть уничтожение матери - смерть. Конец, пустота для Отто - прекрасное состояниеФ. Выводы, сделанные в процессе наблюдения за пациентами, значительно повлияли на результат формирования представлений С. Н. Шпильрейн о природе и сущности деструктивного поведения человека.

В целом, приводимые С. Н. Шпильрейн рассуждения свидетельствуют как о биологическом, психическом и социальном компонентах противоречий человеческой природы. Танатос находится там же, где Эрос, сексуальность объединяет в себе и созидательные, и разрушительные начала. Одни детерминанты принадлежат биологической сущности человека, другие формировались на протяжении всего существования социальной мысли человечества и бессознательно передавались с человеческим родом от поколения к поколению. Социальное становится такой же неотъемлемой частью природы человека, как и животное, биологическое. Всё примеры, по мнению, С. Н. Шпильрейн, подтверждают: деструкция является причиной становления. Старая форма должна быть разрушена, чтобы возникла новая. Не существует абсолютного понятия смерти. То, что для старой формы обозначает смерть, - для новой обозначает жизнь. Смерть сама по себе мрачна, но на службе сексуального инстинкта она приобретает оздоровительное значение.

Противоположность двух основополагающих влечений - Эроса и Танатоса, ярко показанная в работах С. Н. Шпильрейн хорошо сопоставима с противоречием в осуществлении важнейших жизненных процессов - ассимиляции и диссимиляции, которые в конечном счете, являются отражением диалектического принципа единства и борьбы противоположностей.

Обозначая некоторые выводы, касающиеся вклада С. Н. Шпильрейн в разработку вопросов о деструктивном поведении, взаимоотношении Эроса и Танатоса, и их места в комплексе представлений о человеке, отметим, что с одной стороны работы С. Н. Шпильрейн соответствовали общей тенденции развития российской психоаналитической традиции, с другой – были выполнены в традициях классического психоанализа и оказали существенное влияние на формирование представлений З. Фрейда о влечении к смерти. Подтверждение последнему содержится в работе З. Фрейда УПо ту строну принципа удовольствияФ, в которой, отдавая должное идеям С. Н. Шпильрейн и её вкладу в развитие психоаналитического учения, он специально подчеркнул следующее: УВ одной из богатых содержанием и мыслями работе, к сожалению, не совсем понятной для меня, Сабина Шпильрейн предвосхитила значительную часть этих рассуждений. Она обозначает садистский компонент сексуального влечения как УдеструктивноеФ влечениеФ. На наш взгляд, имеются все необходимые основания считать, что влияние С. Н. Шпильрейн влияние на формирование психоаналитической концепции деструктивности в действительности носило более содержательный и глубокий характер, чем это показано в ссылке З. Фрейда.

Согласно взглядам З. Фрейда на влечение к смерти, основополагающим для каждого существа является побуждение вернуться к неорганическому состоянию. По мнению З. Фрейда, если признать, что живые существа возникли позже неживых, то влечение к смерти будет логически доказано тезисом о том, что они стремятся вернуться к своему прежнему состоянию. При таком подходе следует признать, что Уцелью всякой жизни является смерть, и обратно - неживое было раньше, чем живоеФ, а Улюбое живое существо обречено умереть по внутренним причинамФ.

Отдельные замечания и критика фрейдовского толкования проблем смерти и деструктивности, содержатся в работах многих отечественных психоаналитиков. Излишне натуралистический, отчасти даже, вульгарно биологический подход, характерный для некоторых работ С. Н. Шпильрейн, нередко вызывал неприятие её идей у российских психоаналитиков. Отчасти это неприятие выразилось в отдельных замечаниях и критике психоаналитической концепции жизни и смерти. Например, Н. Е. Осипов, отмечая важность постановки в психоанализе вопроса о смерти как инстинкте и цели жизни, критиковал авторов публикаций, придерживающихся классических психоаналитических концепций за Умеханистическое понимание этого явленияФ, считая при этом, что З. Фрейд Унаходится лишь на пороге дальнейшего исследования этого вопросаФ.

Отметим, что при некотором расхождении взглядов, специфических особенностях в объяснении отдельных психоаналитических положений, присущих российской психоаналитической традиции, концепция инстинктов и влечений принималась и развивалась российскими психоаналитиками и российскими психоаналитически ориентированными ученными в качестве одного из важнейших компонентов понимания и объяснения природы человека и сущности его психической и социальной жизнедеятельности.

© Крылов А. Н. Человек в российском психоанализе. М.: 1999.