Доктор Пауль Федерн

Автор стремится доказать, что во вполне нормальной как мужской, так и женской сексуальности, мы постоянно встречаемся с деструктивными компонентами, что «в соответствии с биологическими фактами, влечение к продолжению рода тоже состоит из двух антагонистических компонентов, а потому в такой же степени может считаться как влечением к возрождению, так и влечением к разрушению». В отличии от влечения к самосохранению, простого влечения, состоящего только из позитивных качеств, «влечение к сохранению рода, стремящееся уничтожить то, что существовало прежде (а иначе как ещё может появиться что-то новое), состоит как из позитивных, так и из негативных компонентов; по самому своему существу влечение к сохранению рода отличается большой амбивалентностью. Потому и пробуждает активация позитивных компонентов в тот же миг проявление негативных компонентов, как и обратно. Влечение к самосохранению является статическим влечением, поскольку оно защищает от чуждых ему влияний уже существующего индивидуума, а влечение к сохранению рода является динамическим влечением и стремится оно к изменениям, к возрождению индивидуума в новой форме. Невозможно добиться каких-либо изменений не уничтожая прежнего состояния» (стр. 490). Здесь мы хотели бы заметить, что влечение к самосохранению наделено разрушительными компонентами в гораздо более прямой форме, чем это присуще влечению к сохранению рода, причём здесь обнаруживаются не только побуждения к защите, но и к агрессивным действиям. Да и вообще любое влечение по своей сути отличается динамичностью, стремясь изменять то, что существует. Сопротивление на пути к навязываемым изменениям, изменениям, без стремления к которым просто немыслимо представить влечение, по праву можно назвать инертностью. Если не учитывать рассмотренного нами нецелесообразного различия, делаемого Шпильрейн между динамическим и статическим влечением, существенное различие между влечениями к самосохранению и сохранению рода представлено правильно: применительно к индивидууму влечение к самосохранению всегда позитивно, а применительно к влечению к сохранению рода позитивно оно сохраняется только постольку, поскольку индивидуум черпает из сексуальности наслаждение и энергию, но негативно – когда индивидуум в результате сексуальных процессов уменьшает или разрушает способности к физической и психической деятельности, переставая испытывать эйфорию. Автор убеждена, что эти два вида воздействий на индивидуума соответствуют двум амбивалентным компонентам сексуальности, так что Шпильрейн вполне может считать, что сексуальный инстинкт смерти, влечение к деструктивности противоположно влечению к возрождению. В психике этим влечениям соответствуют деструктивные желания и представления в отличии от желаний возрождения и представлений о возрождении. Не всегда понятно, следует ли рассматривать эти психические проявления в качестве продуктов сублимации обоих компонентов сексуальности или только как что-то аналогичное сексуальности, а вводя в дискуссию противоположность между деструкцией и созиданием в широком смысле, Шпильрейн скорее оперирует названиями, чем процессом.

Как видите статья Шпильрейн затрагивает совершенно разные области исследований, потому нам здесь удастся рассмотреть только наиболее важное, причём я не касаюсь главы о жизни и смерти в мифологии, как относящейся явно к другой теме, отсылая заинтересовавшегося читателя непосредственно к оригинальной статье.

Автор исходит из следующей проблемы: «Почему это наиболее мощное влечение, стремление к продолжению рода, наряду с a priori ожидаемыми чувствами включает в себя негативные переживания, такие как страх и отвращение? Ведь последние эмоции должны быть устранены, чтобы добиться положительного исхода деятельности». Вкратце Шпильрейн упоминает о существовавших ранее взглядах Фройда, Блойлера, Юнга, Гросса и Штекеля. Ближе всего для Шпильрейн оказывается Юнг. А завершает Шпильрейн словами: «Так же как влечение к продолжению рода наделено чувствами блаженства, защищающие чувства типа страха и отвращения не являются последствием ложной связи с пространственно рядом расположенными органами выделения, не негативом, означающим отказ заниматься сексуальной деятельностью, а чувствами, соответствующим деструктивным компонентам сексуального инстинкта» (стр. 467). В качестве биологического фундамента этих компонентов Шпильрейн приводит быструю смерть после успешного оплодотворения, что как правило случается у низших организмов, так что творение для этих существ равнозначно гибели. «Если эта гибель находится на службе нового творения, тогда гибель сама по себе с нетерпением ожидается индивидуумом, несмотря на то, что гибель – это самое ужасное, что случается в жизни». Само собой понятно, что у более высоко организованных животных уничтожается не весь организм, а только половые клетки, содержащие в концентрированном виде всего производителя, хотя наиболее важные продукты индивидуумы уничтожаются. Да и сам половой акт является временным вхождением одного индивидуума в другой, растворением мужской части, в то время как женский индивидуум впадает в большое беспокойство, а в женском организме происходят резкие процессы деструкции и переструктурирования. Индивидуум по меньшей мере догадывается о подобного рода процессах переживанием соответствующих чувств.

Во второй главе, содержащей индивидуально-психологическое рассмотрение проблемы, сразу же место единого либидо занимают взаимоотношения между деструкцией и созиданием. То, что любому новому психическому состоянию предшествует какой-либо способ устранения достигнутого прежде равновесия, в своё время удивительно ясно показал Отто Гросс, опиравшийся при этом на идеи Фройда и Антона. Выводы, делаемые Шпильрейн, довольно часто напоминают идеи Гросса, разве что Гросс описывал явления, не прибегая к конструированию особых влечений к трансформации, деструкции и ассимиляции. Но Шпильрейн было важно показать аналогию между психическими и сексуальными процессами, чтобы таким образом получить доказательства и примеры для проявления допускаемых ею амбивалентных компонентов влечений. Так как эти проблемы в настоящее время пока недоступны разрешению, то нам не остаётся ничего иного как не вступая в полемику относительно её гипотез быть благодарными Шпильрейн за кропотливую и необычайно интересную работу, в которой представлены взаимосвязи представлений смерти и возрождения, влечения к продолжению рода и желаний смерти, утверждения Я и стремления затеряться в универсальном, а прежде всего антагонизм индивидуума, обнаруживающийся в борьбе индивидуального и родового Я.

Стремлением индивидуума расширить своё индивидуальное Я до родового Я (влечение к трансформации) Шпильрейн объясняет удовлетворённость людей при вербальном общении, при создании художественных произведений, при узнавании ранее известного, при символической активности.

При шизофрении (Dementia praecox) мы видим успешно действующее деструктивное влечение, которое противодействует индивидуальному Я, в чём собственно повинна уменьшившаяся активность Я. Деструктивное влечение всё больше отщепляет для себя части Я, которые индивидуальным Я воспринимаются в качестве объектов, а в результате этого всё больше и больше теряется оккупирующей аффективной энергии и ощущений боли, так как переживания боли связаны с индивидуальным Я. Несмотря на сопротивление со стороны индивидуального Я происходит отщепление комплекса, причём представления теряют свою былую дифференцированность, всё больше ассимилируясь с представлениями, которые сформированы целыми народами, то есть с типичными архаичными представлениями рода. Шпильрейн вовсе не старается рассматривать отвод либидо и борьбу между отводом и оккупацией либидо в качестве патологических процессов при шизофрении, считая, что здесь происходит «борьба между двумя антагонистическими течениями двух видов психики: психики рода и психики Я». У человека мы встречаемся не только с принадлежащими родовому Я архаическими представлениями, но и с принадлежащими родовому Я побуждениями, совершенно независимыми от эмоциональных реакций индивидуума. Только прибегая к такой гипотезе Шпильрейн собственно и удаётся сделать понятным желание причинять себе вред, как и испытывание радости от боли и мучений.

При вербальном общении уничтожается оттенок индивидуальной уникальности, представления и мысли трансформируются в универсально понятные родовые символы, в слова. Таким образом речь наделяется внеличностным смыслом, позволяя сделать доступным опыт рода. «Мы ощущаем существенное облегчение в разговоре, когда нам удаётся ценою Я-представлений сформировать родовое представление. Да и художники испытывают радость от создаваемыми ими продуктов сублимации, когда им удаётся создать типичное вместо индивидуального. Любое представление пытается отыскать для себя хотя и не полностью идентичный, но схожий материал, посредством которого оно может быть устранено, чтобы трансформироваться. Этот схожий материал является тем самым материалом представлений, посредством которых другая персона способна воспринять наше представление. А возникающее понимание со стороны другого человека вызывает у нас чувство симпатии, которое ничего другого из себя не представляет, как только то, что человек хотел бы ещё больше поделиться с другим, пока вызванное расположение (особенно когда беседуешь с индивидами противоположного пола) не увеличится настолько, что желаешь отдать другому всего себя, всё своё Я. Такая самая опасная для Я фаза, характерная для влечения к продолжению рода (к трансформации), однако протекает на фоне испытываемого чувства блаженства, так как устранение индивидуальных черт происходит при встрече с подобным тебе любимым человеком (в любви)» (стр. 477). Мне пришлось столь подробно процитировать сведение симпатии к не сексуальным корням отчасти из-за оригинальности подхода Шпильрейн, а отчасти из-за того, что автор даже там, где сексуальной привлекательности невозможно отказать в силе, наряду с привлекательностью (а иногда и помимо неё) в качестве истинной причины приводит внутреннее влечение к деструкции.

Деструктивными компонентами объясняется также садомазохизм и амбивалентность ненависти и любви. Универсальной идеей, что только деструкция и приводит к возрождению, Шпильрейн объясняет содержание многих типичных фантазий о различных видах смерти, символизирующих половой акт, как и причины типичной детской теории о том, что старые люди после смерти вновь превращаются в маленьких детей, веру детей в возрождение и возвращение всего того, что было ранее. Здесь Шпильрейн проводит интересный анализ символики творения у Ницше. В случае отсутствия активации творческих компонентов, при аскетизме, деструктивные компоненты часто проявляются в сублимированной форме, которые тем не менее всё-таки позволяют признать в них первоначальное наслаждение от деструкции.

Когда неудовлетворённое сексуальное влечение сводится к инцестуозному желанию, то влечение это часто принимает форму желания смерти, но не потому, что этим должен искупаться грех, а потому, что архаическое представление о матери отождествляется тут с землёй и таким образом смерть представляет собой страстно желаемое единение с матерью, погребение в ней, возвращение в человеческий род. «При этом в случае менее дифференцированной инцестуозной любви более сильно выраженному деструктивному желанию соответствует более сильное желание возрождения». В норме трудно обратить внимание на деструктивное желание, так как оно вуалируется желанием возрождения. Но детям и излишне сильно предающимся своим эмоциям людям не так уж много надо, чтобы перевес у них взяли деструктивные представления. Обычно у невротиков преобладают деструктивные компоненты, во всех симптомах проявляется сопротивление по отношению к жизни и прежде всего к естественной жизни.

В рецензируемой статье автор часто использует психоаналитический метод интерпретаций, хотя отсутствует ориентация на открытые и уже доказанные психоаналитические закономерности. Чаще всего автор исходит из своих догадок и чувств. Так например автор отыскивает психобиологические параллели, уходя этим в область, недоступную психоаналитической критике. Но во многих местах новые закономерности кажутся вполне вероятными. Так например Шпильрейн открыла важную закономерность, что для понимания сексуальных мыслей о смерти и желания смерти в качестве источника, удалённого от психической сферы, можно использовать ощущения, вызываемые биологическими процессами, сопровождающими сексуальные явления, поскольку они ощущаются не как подкрепление и увеличение жизненной силы, а как понижение витальности. Да и довольно большое сходство между первоначальными сексуальными и сублимированными желаниями показано верно. Но говорить о родовом Я (не смотря даже на то, что здесь мы в самом слове встречаем Cotradictio) как о психической инстанции, находящейся в борьбе с индивидуальным Я, это кажется мне слишком спорным.

Ничего не могу возразить против попытки обнаружить психические репрезентанты (представительство) деструктивных процессов, и тем более странно, что в статье мы встречаем совершенно необоснованную гипотезу о том, что в основе процессов деструкции и трансформации лежит особое влечение[1], что оно не является сопровождающим явлением или последствием процессов, провоцируемых сексуальными причинами, а само по себе двигает индивидуумом. Также Шпильрейн не даёт никакого обоснования тому, что деструктивные процессы, которые мы считаем проявлением конфликта между влечением к самосохранению и сексуальным влечением (или полностью относящимся к самосохранению), необходимо приписывать в качестве составляющих компонентов только сексуальному влечению. Это связано с особым подходом Шпильрейн к проблеме страха. Шпильрейн не долго думая считает, что и у мужчины сохранение рода удовлетворяется индивидуумом посредством сексуального влечения.

Опасность метода, который применяет Шпильрейн, заключается в том, что сложные, поздно возникнувшие психические структуры сводятся к наиболее отдалённым причинам, при полном игнорировании само собой напрашивающихся объяснений. Такой метод чаще всего оказывается полностью противоположным любого рода рациональным объяснениям и потому напоминает своим далеко заходящим, многозначительным ходом мысли (вероятно и сам автор об этом не догадывается) труды великих мистиков. Если же игнорировать степень объективной истинности, тогда работа Шпильрейн кажется мне (благодаря тонкой интуиции на эмоциональные взаимосвязи, которой наделена автор) ещё и серьёзным материалом, пригодным для того, чтобы осуществить анализ мистического способа мышления, столь значимого для людей.

[1] Деструктивное влечение Шпильрейн идентично «влечению к самоотдаче» Клагеса.

Перевод осуществлён по инициативе проф. В.И.Овчаренко

Рецензия на статью Сабины Шпильрейн Деструкция как причина возрождения